Иона

Божье провидение. Окажись на месте Ионы любой другой человек, Ниневия бы погибла. Типичный взгляд на Иону: "Иона, ты не прав!" Но стоит взглянуть на эту историю не с точки зрения ее "уроков" (которые мы вызубрили так, что от зубов отскакивают правильные ответы), а с точки зрения ее драматической составляющей, как становится очевидным, что это был единственный путь, по которому история покаяния ниневитян могла развиваться.

*

Это нужно увидеть, как одинокий, беззащитный еврей ходит по ассирийской столице и, горя жаждой мести и ненавистью, сквозь зубы говорит всего одну фразу: "Еще сорок дней и Ниневия погибнет." И ненависть Ионы придала его словам такую искренность, что проняла даже жестоких и безжалостных ассирийцев. Лишь Иона и только Иона, с его ненавистью, превышающей страх Божий, ненавистью, толкающей на прямое, осознанное непослушание Богу, ненавистью, заставляющей умереть самому, лишь бы Ниневия погибла - лишь такой человек мог привести ниневитян к покаянию.

Я знаю, в Кого я уверовал. Часть 1

Однажды ученики спросили Христа: «Что нам делать, чтобы творить дела Божии?» Иисус дал им простой ответ: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал». Несмотря на всю свою простоту, этот ответ вызывает недоумение. Неужели это действительно так просто: веруй – и все? Это недоумение отразилось и в вопросе учеников, не поверивших простоте ответа Учителя: «какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе?» Мол, мы уже веруем в Бога, но разве же этого достаточно? Горы переставлять, мертвых воскрешать, в крайнем случае, исцелять больных – вот это дела! Не слишком ли это просто – просто веровать? Но давайте зададимся вопросом: а такое ли это простое дело – веровать? Что это значит: веровать? Что стоит за словами: «Я верую в Бога»?
Один из наиболее интересных текстов, раскрывающих сущность христианской веры в Бога, записан в Библии в шестом стихе одиннадцатой главы Послания к Евреям: «Надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть и ищущим Его воздает». Особенностью этого текста является многообразие способов его прочтения. А именно, в зависимости от того, на каком слове ставится смысловое ударение, каждое новое прочтение раскрывает перед читающим определенную грань веры в Бога. Не берусь утверждать, что в многообразии прочтений этой фразы сокрыта вся полнота христианской веры, но в ней, безусловно, заложены основные принципы, присущие именно христианской вере в Бога.
Итак, процитированный текст можно прочитать следующим образом: «Надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть». На первый взгляд, такое прочтение кажется достаточно простым и очевидным. Действительно, для существования веры необходимо существование объекта веры. Вера в то, чего не существует – это нонсенс, бессмыслица. Это можно назвать мечтой, или капризом, но не верой. Однако, наряду с очевидным, есть и более глубокий смысл в таком прочтении. Стоит лишь более вдумчиво отнестись ко значению слова «есть», чтобы этот смысл стал ясен. В данном случае глагол «быть» имеет значение более глубокое, чем простая констатация факта существования. Наряду с собственно существованием, этот глагол может указывать и на качество существования. Когда мы, например, говорим: «Есть вот этот камень и есть вот это дерево», мы не только констатируем факт существования камня и дерева, но и отмечаем отличие качества существования дерева и камня. Суть этого отличия интуитивно понятна: дерево – живое, камень же – мертв. То есть, несмотря на то, что в отношении констатации факта существования дерево и камень сопоставимы, есть некое принципиальное отличие в том, как именно, в каком качестве, существуют камень и дерево: камень существует как неживая материя, в то время как дерево существует в качестве материи живой. То есть отличительным качеством существования дерева является жизнь.
Точно так же, есть различие в существовании растения и животного. В данном случае, отличительным качеством будет наличие у животного души. Не пытаясь давать формальное философское, или богословское определение душе, отметим лишь то, что интуитивно понятно: душа – это сосредоточие разума, эмоций и чувств, а так же желания и воли живого существа. Несмотря на то, что определение термина «душа» не исчерпывается перечисленными атрибутами, этого перечисления достаточно для того, чтобы показать, чем же именно определяется иное качество существования животного по сравнению с существованием растения.
Подобно этому, и качество существования человека отличается от существования животного. Одним из наиболее ярких примеров такого отличия является знаменитая фраза Декарта: «Cogito ergo sum», «Мыслю, следовательно, существую». Не просто обладание разумом, но способность этого разума осмыслять свое существовани, рефлексировать, делать логические заключения – вот одно из отличительных качеств существования человека, по сравнению с существованием животного. Опять таки, мышление – это лишь один из атрибутов качественного отличия существования человека. Есть еще нравственность, творчество, свобода и другие качества, присущие человеку и не присущие животному. Но сути это не меняет: качество существования человека отличается от качества существования животного.
Точно так же и качество существования Бога отличается от существования человека. Вечность, вездесущность, всеведение, всемогущество – далеко не полный перечень отличительных качеств существования Бога. Именно в этом контексте и следует понимать значение глагола «быть» во фразе «Надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть»: Он есть, то есть не просто «Он существует», но именно «Он существует в качестве Бога». Он есть Бог: всемогущий, вездесущий, вечный.
Кроме того, одним из важнейших аспектов понимания существования Бога является понимание того, что Его существование носит объективный характер. Объективный, то есть не зависимый от человеческих представлений о Нем. Есть разнообразные человеческие толкования существования Бога. Есть взгляды на существование Бога как на некую «идею», плод человеческого разума. То есть, люди верят в идею Бога. Есть взгляды на существование Бога как на некий нравственный закон, плод человеческой совести. То есть, люди верят в Бога как в некую нравственность. Есть взгляды на Бога как на некий обобщенный закон мироздания, плод опыта познания мира человеком. То есть, люди верят в Бога как в некий детерминизм, способ существования мира. Другими словами, так, или иначе, люди «выводят» Бога из своих мыслей, чувств, желаний, наблюдений, опыта. Тем самым, они заключают источник существования Бога в себя («идея», «совесть»), или в природу («всеобщий закон»). В то же время, для христианина Бог есть Сущий. То есть Бог не просто существует объективно и независимо от всего, но Бог Сам является источником и причиной существования всего существующего.
Одним из довольно распространенных заблуждений является попытка распространения закона причинности на существование Бога. Вкратце, логика такова: у всего существующего есть причина, породившая его существование. Если Бог существует, то в соответствии с этим правилом, должна быть причина, породившая Его. Тогда именно эта причина и должна называться Богом. То есть то, что люди называют «богом», Богом не является. Из этой логики возможны два следствия. Первое отрицает существование Бога: так как утверждение «Бог есть» привело к логическому противоречию, то это утверждение не является истинным. То есть, Бога нет. Второе следствие – невозможность достичь Бога, так как цепочку причинно-следственных связей можно продолжать до бесконечности, так и не достигнув ее начала. Опираясь на современные научные взгляды на природу Вселенной, христианство дает достаточно простое решение этому парадоксу. Дело в том, что причинно-следственные связи имеют смысл только в контексте времени, так как именно во времени причина предшествует следствию. В то же время, современные взгляды на природу времени утверждают зависимость времени от пространства, так как для существования времени необходимо существование пространства. То есть, если нет пространства, то нет и времени. Однако, если нет времени, то логика причинно-следственных связей теряет смысл, так как без времени обессмысливается требование предшествия причины своему следствию. Таким образом, вопрос о «причине Бога», или «что было до Бога» теряет смысл, так как «до» того, как Бог сотворил материю и пространство, не было времени, появившегося «одновременно» с сотворенным пространством. То есть вопрос «что было до Бога» логически бессмысленен: «до Бога» (а точнее, до того, как Бог сотворил пространство) не было «до».
Итак, фраза «Бог есть» не означает лишь констатацию факта Его существования, но и исповедует Бога Богом. При этом также важно, чтобы такое исповедание играло фундаментальную роль в мировоззрении человека. То есть исповедание должно идти значительно дальше чисто интеллектуального согласия с тем, что есть всемогущий, всесильный и вездесущий Бог. Исповедание того, что Бог есть, должно стать существенным фактором в человеческой жизни. Эту мысль легко проиллюстрировать на примере социальной жизни человека. Действительно, любой человек вынужден считаться с окружающими его людьми, с их мнением, их правами. Невозможно прожить жизь, игнорируя желания и чувства окружающих нас людей. При этом, насколько Бог выше человека, настолько же должно быть большим и Его влияние на жизнь человека. Мысли человека, его желания, чувства, воля, ценности и цели должны сверяться с Божьими. То есть, в своей жизни человек, действительно исповедующий Бога Богом, должен сверяться с Божьей волей, должен разделять Божьи желания и чувства. Такой человек должен опираться на Божью шкалу ценностей, на Божьи критерии добра и зла. В то же время, зачастую, Божье существование не только не оказывает существенного влияния на жизнь человека, вроде бы верующего в Бога, но даже не оказывает на нее влияния, сравнимого с влиянием окружающих людей. Такая вера в Бога оказывается бесформенной, аморфной. При такой вере Бог оказывается лишь необязательным советчиком, или «жилеткой», в которую при случае можно поплакаться. В остальном же, человек живет так, как будто Бога нет. Он руководствуется своими желаниями, своей совестью, своими чувствами, целями и ценностями. И Бога в его жизни ровно столько, насколько Божьи желания совпадают с желаниями самого человека и насколько Божий закон совпадает с человеческой совестью. О подобной вере так говорится в Евангелии: «приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня».
Итак, исповедание Бога Богом означает смирение пред ним, согласие с приоритетностью всего, что исходит от Бога. То есть Его воля, Его ценности, Его этика оказываются приоритетными, по сравнению с волей, ценностями и этикой человека. Если же такой приоритетности нет, то вера в Бога оказывается лишь деклараций, пустыми словами, не подтверждаемыми жизнью человека. Если жизнь человека не согласуется с Божьей волей, то исповедание такого человека оказывается голословным. Фактически же, такой человек, декларируя свою веру в Бога, игнорирует Его, поступая исключительно по своей воле. То есть, живет так, как будто Бога нет. Такие люди, не отрекаясь от Бога формально, или даже исповедуя Его на словах, отрекаются от Него делами.
Итак, фраза «Бог есть» означает, что Бог есть Бог, то есть Бог существует в качестве Бога, всемогущего, вездесущего Творца всего сущего. Кроме того, Божье существование оказывает фундаментальное, определяющее влияние на жизнь человека. И именно с такой верой, с верой что Он есть Бог, к Нему и надобно приходить. Приходить с согласием строить свою жизнь не по своим, а по Его стандартам.

Свобода и выбор

Мы выбираем, нас выбирают

Как это часто не совпадает

Я за тобою следую тенью

Я привыкаю к несовпаденью

Как-то, гуляя по интернету, я обнаружил такое вот интересное высказывание: «Свобо́да - это наличие возможности выбора варианта и реализации (обеспечение) исхода события. Отсутствие такого выбора и реализации выбора равносильно отсутствию свободы - несвободе».

Да-да-да, я знаю, что не все то золото, что блестит и не все то правда, что написано на заборе. Однако место публикации этого заявления было вполне респектабельным. Процитированная мною фраза открывает статью о свободе в русском сегменте Википедии. Нет-нет-нет, я не считаю Википедию изданием с непререкаемым авторитетом. Однако в целом, это достаточно вменяемое и почитаемое издание. Почитаемое в обоих смыслах: и в смысле почтения и в смысле прочтения. И уж чего от Википедии никак не отнять, так это того, что публикуемые в ней статьи достаточно объективно отражают тенденции в современных взглядах на освещаемые в этих статьях вопросы.

Не является исключением из этого правила и статья о свободе. Действительно, для современного человека свобода и выбор - близницы-братья. Стереотип взаимосвязи свободы и выбора настолько укоренился в нашем сознании, что когда мы говорим «свобода», подразумеваем – «выбор». Когда мы говорим «выбор», подразумеваем – «свобода». Эта взаимосвязь настолько интуитивно очевидна, что мы соглашаемся с ней не особо задумываясь, насколько она верна. А стоило бы задуматься Действительно ли свобода определяется выбором и «отсутствие такого выбора ... равносильно отсутствию свободы - несвободе»?

Это может показаться парадоксальным, но при более внимательном взгляде, логика отношений свободы и выбора свидетельствует, скорее, об обратном. А именно о том, что свобода человека не определяется выбором. Более того, в реальной жизни выбор, зачастую, противопоказен свободе, так как ведет не к ее росту, а наоборот, к уменьшению. Но прежде чем приступить к рассмотрению этой логики, хотелось бы на секундочку вернуться назад, к истокам. А именно – к Википедии.

Статья о свободе, опубликованная там, не ограничивается одной лишь процитированной фразой. Наряду с ней, в статье есть и такое, функциональное, определение свободы: «Свобода - средство для достижения цели и смысла жизни человека». Этот практичный взгляд на свободу очень важен в попытке разобраться с тем, какую же роль играет свобода в жизни человека и какое место занимает выбор по отношению к этой свободе.

Согласитесь, мы склонны воспринимать свободу как некую самоценность, как нечто, что ценно само по себе, ценно так же, как, к примеру, жизнь. И даже более чем жизнь, так как во имя свободы мы готовы драться отнюдь не до первой, а до последней крови. И ведь деремся! И кровь льется! Пожалуй, на алтарь свободы пролито больше крови, чем на любой другой алтарь! Как золото из средства украшения храма стало идолом и самоценностью, так же и свобода из «средства для достижения цели и смысла жизни человека» стала идолом. Но не храм ли освящает золото? И не цель ли освящает свободу? Ценна ли свобода сама по себе, или ценна лишь реализованная свобода, свобода, позволившая человеку достичь определенной цели?

Вооружившись этой мыслью, давайте теперь вернемся к вопросу о месте выбора в контексте рассуждений о свободе человека. Для выбора важны две составляющие. Во-первых, необходимо наличие альтернатив, между которыми осуществляется выбор и во-вторых, необходимы критерии, по которым одни альтернативы отвергаются, а другие – используются. Отсутствие одной из составляющих, по сути, означает отсутствие выбора. И действительно, если нет альтернатив, то не из чего и выбирать. Если же отсутствуют критерии, то выбор теряет целенаправленность и превращается в произвол, когда все равно, какая именно из альтернатив будет использована. Критерии же определяются целью, для которой будет использовано то, что мы выберем. Если наша цель – приготовить борщ, то из всего многообразия продуктов, мы используем буряк, морковь, капусту – то, что входит в рецепт борща. В то же время, если мы мечтаем о блинах, то нам понадобится не буряк, а мука, молоко и яйца. Причем, чем точнее мы знаем цель и чем точнее мы способны определить, что же именно мы хотим приготовить, тем четче будут критерии, по которым мы осуществляем выбор ингридиентов. В идеале, точно зная цель, мы не будем бегать по магазину, перебирая все продукты. Мы купим ровно то, что нам нужно для блинов: муку, молоко и яйца. Таким образом раскрывается первый парадокс: для осуществления свободы нам нужны не альтернативы, а лишь наличие того, что позволяет достичь цели. Если же нам не нужны альтернативы, то не нужен и выбор. Вместе с тем, отсутствие альтернатив нисколько не ущемляет нашу свободу. То есть, степень свободы определяется не выбором, а тем, насколько точно мы знаем цель, к которой мы стремимся и насколько правильно мы смогли определить средства, необходимые для достижения этой цели.

С другой стороны, если у человека нет ясности в отношении цели, или же у него нет четкого представления о том, какие именно средства необходимы для ее достижения, то многообразие альтернатив способно существенно затруднить путь к цели. Однажды мне нужно было поменять пару деталей в машине. Дел было на копейку – купить гаечные ключи, да открутить пару гаек. Я съездил в магазин, купил набор ключей, вернулся и... Как оказалось, выбирая набор, я не учел одной небольшой, но существенной детали. Ключи я купил метрические, в то время как гайки, которые мне нужно было открутить, были дюймовыми. Пришлось возвращаться в магазин и менять набор на дюймовый. Если теперь рассмотреть этот пример в контексте рассуждений о взаимосвязи свободы и выбора, то становится понятным, что я пал жертвой элементарной статистики. То есть, если мы стоим перед выбором из множества альтернатив и при этом не знаем всех деталей, необходимых для выбора правильной альтернативы, то рано, или поздно, мы сделаем выбор, который не только не способствует достижению цели, но способен увести нас очень далеко от нее. Хорошо с ключами: быстро заметил и сразу поменял. В других, значительно более важных жизненных вопросах, неверный выбор зачастую обнаруживается слишком поздно, когда исправить его последствия оказывается значительно труднее. Таким образом, раскрывается второй парадокс: так как среди множества альтернатив присутствуют альтернативы не способствующие, а препятствующие достижению поставленной цели, то рано, или поздно, мы выберем одну из таких неверных альтернатив.

Итак, если мы точно знаем цель и средства к ее достижению, то нам нужен не выбор, а лишь доступность этих средств. В то же время, если мы не в точности знаем цель и средства, то правильный выбор будет лишь делом случая. А фортуна – она, как известно, переменчива. То есть, если мы не знаем в совершенстве нашей цели и затрудняемся с определением средств, то наилучшим вариантом для нас оказывается отсутствие выбора, при условии, что из всех альтернатив нам доступна лишь та, которую мы бы и избрали, будь нам в точности известна цель и средства. Иначе все получается точно так, как в этой грустной песенке: мы выбираем, нас выбирают, но эти выборы настолько часто не совпадают, что нам ничего не остается, кроме как привыкать к этим несовпаденьям. Привыкать, смиряться и сетовать на фортуну.

Так что же, идеал свободы – это казарма? В которой все ходят в ногу, носят одну и ту же форму, и беспрекословно исполняют приказы командира, четко знающего, что именно необходимо его починенным? Еще один парадокс? Совсем нет. Просто сравнив отсутствие выбора с жизнью в казарме, мы неявно перешли от рассуждений о личной свободе человека к свободе, как явлению социальному. Именно для свободы, как социального явления, выбор является очень важной составляющей. Впрочем, и в этом случае выбор не является определяющей компонентой свободы. Многообразие альтернатив в этом случае определяется лишь многообразем средств, требуемых для реализации свобод всех людей, составляющих общество. В конце концов, кому нравится поп, кому – попадья, а кому – попова дочка. Именно многообразие потребностей членов общества и определяет необходимость выбора для существования свободы, как социального явления. В этом случае действительно важно, чтобы каждый человек в любой момент времени имел доступ к тому средству, которое ему необходимо для достижения какой-то своей цели. И в этом смысле человек, живущий в обществе с ограниченным числом альтернатив, или с ограниченным доступом к этим альтернативам, оказывается не свободным.

Вот в чем действительно заключается парадокс, так это в том, что в подобном обществе человек не свободен даже в том случае, если у него есть постоянный доступ к тому, что ему необходимо для достижения его личных целей. Чтобы проиллюстрировать этот парадокс, давайте обратимся к такому примеру. Скажем, мне необходимо попасть в Урюпинск. Единственным существенным фактором, определяющим мою свободу, является моя возможность там оказаться. Скорость, удобства и прочие частности не столь существенны, по сравнению с собственно возможностью попасть в Урюпинск. При этом, мне глубоко безразлично, что, к примеру, Мариуполь закрыт для посещения. На мою личную свободу закрытость Мариуполя никак не влияет: мне туда не надо. В то же время, Ивану Ивановичу нужно именно в Мариуполь, ему в Урюпинск не надо. Иван Иванович не свободен, так как он не имеет возможности попасть в Мариуполь. Но при этом оказываюсь несвободным и я, так как моя возможность попасть в Урюпинск есть не закономерность, а лишь счастливая случайность. То есть, для свободы, как явления социального, мало того, чтобы человеку было доступно то, что ему необходимо в определенных обстоятельствах, или в определенный момент времени. Не менее важна и гарантия того, что человек всегда и во всех обстоятельствах будет иметь такой доступ.

Итак, социальная свобода есть закономерность осуществления личных свобод членов общества. Именно в этой плоскости лежит и знаменитая фраза Вольтера: «Мне ненавистны ваши взгляды, но я готов отдать жизнь за ваше право их высказывать». Эта фраза как раз и отражает четкое понимание того, что в обществе моя свобода зависит не только от того, есть ли у меня доступ к необходимым лично мне средствам. Моя свобода в обществе также зависит и от того, насколько этот доступ гарантирован. И если общество дискриминирует доступ к средствам по каким-то признакам, будь то принадлежность к аристократии, или та же «политкорректность», то неизбежно снижается и моя свобода, так как вполне вероятно, что завтра и я окажусь в дискриминированной группе. Если сегодня я одобряю запрет на строительство мечетей, то завтра я столкнусь с запретом на мое христианское исповедание. История неизменно подтверждает это правило.

Итак, выбор оказывается не важным для осуществления личной свободы человека, а для осуществления свободы социальной он служит лишь гарантией того, что человеку всегда будут доступны средства, необходимые для реализации его личной свободы. Но что же тогда действительно важно для свободы? Неужели лишь точное занание целей и точное знание средств, необходимых для достижения этих целей? Не превратит ли это нас в роботов, просто исполняющих какую-то программу: чтобы достичь того-то нужно сделать то-то и то-то. Шаг влево, шаг вправо – попытка к бегству. Не сделает ли это нашу жизнь безумно скучной? Не о такой ли жизни высказался Ипполит из «Иронии судьбы»: «Как скучно мы живем. В нас пропал дух авантюризма. Мы перестали лазить в окна к любимым женщинам. Мы перестали делать большие хорошие глупости. Какая гадость...» Действительно, стоит ли такая жизнь того, чтобы жить? Стоит ли такая свобода того, чтобы ею пользоваться? Если я отказываюсь от духа авантюризма и больших хороших глупостей, что я получаю взамен, чем наполнить жизнь, о чем вспомнить в конце жизни?

Наряду с сухим, прагматичным определением свободы как средства достижения цели, есть и подобное ему, но более поэтическое: «Свобода – это инструмент, которым человек творит свою историю.» Это определение как раз и снимает печать детерминизма, которая явственно проступает на предшествующих рассуждениях. Творчество - вот единственное достойное применение для свободы. Более того, это определение очень точно расскрывает и смысл творчества: созидание себя - вот единственная достойная цель для творчества.

Что же это значит: «созидать себя»? Скольким людям вы зададите такой вопрос, столько разных ответов и получите. Художник, наверное, ответит вам, что созидать себя - это расширять пределы своей фантазии. Для спортсмена созидать себя - это укреплять мышци и тренировать выносливость. Для ученого созидать себя - это оттачивать остроту мысли. Несмотря на все многообразие ответов на этот вопрос, их, все же, можно свести к единому обобщению.

Вам, наверное, хорошо известна эта фраза: «Человек способен вместить в себя всю Вселенную». Что интересно, мы в своей жизни чаще всего поступаем с точностью до наоборот. Мы не столько пытаемся вместить в себя Вселенную, сколько пытаемся заполнить ее собой. И чаще всего оказывается, что наше место во Вселенной уже занято кем-то другим. Все стихи уже написал Пушкин, все картины уже нарисовал Рембрандт, а выше всех уже прыгнул Сергей Бубка. Мы обречены быть вечно вторыми, десятыми, сто десятыми. Екклезиаст очень точно обрисовал всю тщету человеческого творчества, направленного вовне, во Вселенную: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после».

Слова Екклезиаста – это приговор творчеству, направленному вовне, в мир. Ведь «Творчество — деятельность, порождающая нечто качественно новое, никогда ранее не существовавшее» (Википедия) Все, что нам остается - это видоизменять уже существующее, подбирать жалкие крохи, упавшие со стола великих. Введение числа «ноль» в исчисление считается началом математики. С тех пор математика значительно усложнилась, в ней появились разные направления, но качественно новой математики так не появилось. Неизвестный предок уже нарисовал углем антилопу на стене пещеры. После этого творчество Ван Гога может поражать нас своим великолепием, но его картины - лишь более красочное повторение все той же антилопы. После изобретения колеса творчество самого гениального инженера - лишь ремесленничество. После первой рифмы «кровь - любовь», «Евгений Онегин» - лишь графоманство.

Конечно, я слегка утрирую. Возможно, утрирую не слегка, но мы рождаемся во Вселенную, в которой уже все есть, в которой лавры творцов уже отданы тем, кто был прежде нас. Мы не способны смириться с этим. Наш дух бунтует, наш творческий потенциал требует применения. Мы мечтаем, что нас заметят и оценят, что нам удастся сказать что-то новое. Мы толкаемся локтями, интригуем, мы перекрикиваем друг друга... И наполняем Вселенную какофонией вместо музыки и трупами вместо жизни. Так созидаем ли мы себя в нашем творчестве, или же мы себя разрушаем?

Может лучше внять мудрости человека сказавшего о том, что каждый из нас способен вместить в себя всю Вселенную и направить наши усилия не во вне, а в себя? Не в том смысле, что отгородиться от мира и "уйти в себя", а оставить попытки втиснуть себя во Вселенную и попытаться вместить Вселенную в себя? Вместить ее со всем, что ее наполняет. С безымянным автором антилопы на стене пещеры и с Ван Гогом. С изобретателем колеса и Армстронгом на Луне. С раввином и имамом. С матерью Терезой и Гитлером. Может, имеет смысл хотя бы попытаться все это вместить?

С точки зрения духовной, наши попытки втиснуться во Вселенную выглядят еще более жалко и ужасающе. С духовной точки зрения, место во Вселенной, которое мы пытаемся занять, принадлежит Богу. Ибо Он - Тот, Кто наполняет Вселенную Собой. Поэтому наши попытки "потеснить" Бога - жалки. И, в то же время, они ужасны, так как мы в этих попытках преуспеваем. Возглас Ницше: «Бог умер» отражает реальное положение дел: в нашей Вселенной уже нет места для Бога. Вернее, в нашей Вселенной единственное место, оставшееся для Бога - это крест, на котором люди распяли Его. Но пока Бог есть, пусть даже распятый на кресте, Вселенная принадлежит Ему, а не нам.

Христианство принесло в этот мир уникальное учение: Бог, наполняющий Собой Вселенную, есть любовь. Вместить в себя Вселенную - это вместить в себя Бога. Вместить в себя Бога означает вместить в себя любовь. Именно преображение себя в образ Божий путем достижения любви - это и есть путь творчества, предлагаемый христианством. И поэтому в христианском мировоззрении созидание себя означает созидание себя в любви. Это и есть то применение свободы, которое только и достойно как ее, так и свободного человека. И если вдуматься, даже с секулярной точки зрения нет более достойной цели для творчества, чем эта: открыть в себе любовь и раскрыть в этой любви себя. Не говоря о том, что в конце жизни будет что вспомнить, уверяю вас, скучно не будет и в течении жизни.

Ведь в чем главный парадокс свободы? Лингвистически, антонимом к слову "свобода" является "рабство". И мы переносим этот словестный антагонизм в жизнь. Для нас противоположностью, логическим отрицанием свободы является рабство. Однако кроме чисто логического противоречия, есть и более глубокое, диалектическое противоречие, в котором противоположностью свободе оказывается вовсе не рабство, а любовь. Если от “рабства” мы еще можем “освободиться”, то любовь нас порабощает абсолютно. Ведь любовь не ищет своего. Она всегда заставляет искать интереса того, кого любишь, ибо в любви человек отвергает себя ради другого. Но в то же самое время, именно любовь, достижение любви и является главным смыслом самосозидания, инструментом которого как раз и является свобода.

Чем же разрешается этот парадокс? В сущности, касательно вопроса человеческой свободы, христианство дает очень простой совет: "Люби Бога и делай что хочешь". В этом совете и раскрывается диалектика единства и борьбы двух противоположностей: любви и свободы. Единство в том, что любовь к Богу возносит свободу до ее апогея, до вседозволенности. Борьба же в том, что любовь к Богу означает отречение от своей воли в пользу Его воли. Так и движется человек в своем созидании. Чем больше любви - тем меньше желаешь своего и больше - Божьего. Чем больше желаешь Божьего - тем большее тебе становится доступным. Чем больше тебе становится доступным, тем больше простор для любви. Вчера ты любил себя, сегодня ты любишь ближнего, а завтра - сможешь полюбить и врага. Так, шаг за шагом, от любви к свободе и снова к любви, человек постепенно и вмещает в себя Вселенную. Что же в конце, что же там, куда ведут эти ступеньки любовь - свобода, любовь - свобода? Что ожидает человека после того, как он вместит Вселенную? Во что там превратится моя свобода? В полное и ничем не ограниченное своеволие, конечно. Если человек до конца прошел путь созидания себя в любви, то его воля обретает утерянную людьми гармонию с волей Бога. И тогда все, что человек будет творить по своей воле, будет полностью одобрено Богом. Так как все, что делает человек по воле своей будет так же и волей Божьей.

Наблюдение

Бывает, что человек уподобляется глубокому пустому колодцу: единственное, что из него можно почерпнуть - это эхо.

Афонаризм

Если вы хотите, чтобы моя свобода заканчивалась у вашего носа, не суйте свой нос в мою свободу